– Он жаждет помощи. – И скоро возжаждет, быть сытым, об этом ты подумал?
– Он трогательно смотрит на меня. – Возможно, никогда прежде не выдел недельный запас пищи бродящий вокруг на двух ногах. Это не было правдой, поразмыслил Ом. Брута таял, как кусок льда, здесь в пустыне. Вот что поддерживало его живым! Парень был двуногим верблюдом. Брута прохрустел в сторону каменной насыпи, жуки и кости рассыпались под его ногами. Валуны образовывали лабиринт полузасыпанных туннелей и пещер. Судя по запаху, лев обитал здесь уже давно, и нездоровилось ему часто. Он некоторое время разглядывал ближайшую пещеру. – Что такого поразительного в львином логове? – сказал Ом. – По-моему то, что в него ведут ступени, сказал Брута.
Дидактилос ощущал толпу. Она заполняла амбар. – Сколько их тут? – сказал он. – Сотни, сказал Урн. – Они сидят даже на стропилах! И… учитель?
– Да?
– Здесь даже пара священников! И дюжина солдат!
– Не беспокойся, сказал Симони, присоединяясь к ним на импровизированной платформе, сделанной из фиговых бочек. – Они последователи Черепахи, как и вы. Мы находим друзей в самых неожиданных местах!
– Но я не…, беспомощно начал Дидактилос. – Здесь нет ни единого, кто бы не ненавидел Церковь всей душой, сказал Симони. – Но это не…. – Они ждут того, кто их возглавит!
– Но я никогда…. – Я знаю, ты не подведешь. Ты – человек рассудка. Урн, влезь сюда. Здесь кузнец, с которым я хотел тебя познакомить… Дидактилос повернулся лицом к толпе. Он чувствовал горячую, напряженную тишину их взглядов.
Каждая капля копилась в течении минут. Это гипнотизировало. Брута поймал себя на созерцании каждой развивающейся капли. Было почти невозможно заметить, как она увеличивается, но они увеличивались и капали тысячелетиями. – Ну как? – сказал Ом. Вода просачивается вниз после дождей, сказал Брута. – Она оседает среди камней. Разве боги не знают таких вещей?
– Нам не требуется, – Ом огляделся. – Давай пойдем отсюда. Я ненавижу это место. – Это просто заброшенного святилище. Здесь ничего нет. – Это я и имею ввиду. Песок и булыжники наполовину засыпали его. Свет просачивался через разбитую крышу высоко вверху на скат, по которому они сползли вниз. Бруте было интересно, сколькие из выветренных скал в пустыне некогда были строениями. Это должно было быть огромным, наверное величественной башней. А потом пришла пустыня.
Здесь не было нашептывающих голосов. Даже маленькие боги держались подальше от заброшенных святилищ, по той же причине, по которой люди избегают кладбищ. Единственным звуком было случайное бульканье капли. Капли падали в мелкую лужицу перед тем, что выглядело, как алтарь. На всем пути от лужицы до круглой дыры в плитах пола, которая казалась бездонной, вода проточила канавку. Здесь было несколько статуй, все опрокинуты; они были грубых пропорций, какие-либо детали отсутствовали, каждая напоминала детскую игрушку из глины, высеченную в граните. Далекие стены некогда были покрыты каким-то барельефом, но он повсюду искрошился, за исключением нескольких мест, где остались странные рисунки, большей частью состоящие из щупалец. – Кто были те люди, что здесь жили? – сказал Брута. – Не знаю. – Какому богу они поклонялись?
– Не знаю. – Статуи сделаны из гранита, но гранита по близости нет. – Значит, они были очень набожны. Они тащили его всю дорогу. – И алтарный камень покрыт канавками. – А, исключительн о набожны. Это чтобы могла стечь кровь. – Ты правда думаешь, что они совершали человеческие жертвоприношения?
– Я не знаю! Я хочу выбраться отсюда!
– Почему? Здесь есть вода и прохладно… – Потому… здесь жил бог. Могучий бог. Его почитали тысячи. Я это чувствую. Понимаешь? Это излучают стены. Великий Бог. Сильна была его власть и величественны его слова. Армии шли во имя его, и грабили, и убивали. Так то. А теперь никто, ни ты, ни я, ни один даже не знает, что это был за бог, ни его имени, или на что он был похож. Львы пьют в святых местах, и те маленькие юркие твари о восьми ногах, одна около твоей ноги, как их там бишь, та, что с усами, ползают по алтарю. Теперь ты понимаешь?
– Нет. – сказал Брута. – Ты не боишься смерти? Ты же человек!
Брута обмозговал это. В нескольких футах, Ворбис молча смотрел на лоскуток неба. – Он проснулся. Он просто не разговаривает. – Какая разница? Я не спрашивал тебя о нем. – Знаешь… иногда… на работах в катакомбах… это такое место, где не можешь помочь… В смысле, все эти черепа и прочее… и Книга говорит… – И в этом вы все, сказал Ом с ноткой горького триумфа в голосе. – Вы не знаете. Неопределенность, вот что не дает всем посходить с ума. Чувство, что все еще может наладиться, в конце то концов. Но с богами не так. Мы знаем. Ты знаешь историю о воробье, летящем через комнату?
– Нет. – Все ее знают. – Не я. – Что жизнь – это воробей, летящий через комнату? Что снаружи нет ничего, кроме темноты? И что он летит через комнату, и это всего лишь мгновение тепла и света?
– Там есть открытые окна? – сказал Брута. – Ты можешь себе представить, что значить быть этим воробьем, и знать о темноте? Знать, что потом будет нечего вспомнить, никогда, кроме мгновения света?
– Нет. – Нет. Конечно, ты не можешь. Но вот на что это похоже, быть богом. А это место… это морг. Брута оглядел это старое, полутемное святилище. – А… ты знаешь, на что похоже быть человеком?
Голова Ома на мгновение втянулась под панцирь, ближайший эквивалент пожатия плечами, который он мог проделать. – По сравнению с богом? Просто. Рождаешься. Подчиняешься нескольким правилам. Делаешь то, что велят. Умираешь. Тебя забывают. Брута взглянул на него. – Что-нибудь не так?